Гайдзин. Том 2 - Джеймс Клавелл

Столько, что ты и не поверишь, подумал Горнт.

– Вчера я напрямик спросил об этом у Хоуга.

– Господь милостивый, прямо так и спросили? Вот уж на что у меня никогда не хватило бы духу, старина. – Паллидар наклонился ближе к нему, он сидел на драгунском мерине серой масти, который был на ладонь выше лошади Горнта. – Что он сказал?

– Он говорит, что знает не больше нашего. Вы знаете, чт[о] он за человек, поэтому я ему верю. – Горнт скрыл свое нетерпение: ему не хватало ее общества. Они договорились притворяться, что избегают друг друга, до тех пор, пока она не будет уверена, что не носит ребенка, ничего не могло начаться между ними до того времени – или до истечения второго месяца. – Одиннадцатое или двенадцатое правильные числа, хотя он и подчеркнул, что все может задержаться, но не намного дольше, прежде чем у нее… начнется. Если не начнется, значит, она в положении.

– Господи! Есть над чем задуматься, ну? Тяжело ей придется, если она в положении, бедняжка, больше, чем просто тяжело, как подумаешь о Тесс в Гонконге и всех проблемах. И еще тяжелее, если ребенка не будет, если верить слухам, даже не знаю, что хуже. – С утеса над ипподромом, где располагался армейский палаточный лагерь на тысячу солдат, донесся звук горна. – Черт подери, – вполголоса выругался Паллидар.

– Что такое?

– Играют «Всем вернуться в лагерь». Генерал, вероятно, встал утром с тяжкого похмелья и теперь желает наорать на всех и каждого.

– Вы едете завтра с сэром Уильямом?

– Конференция Канагава-Ёси? Думаю, что да. Обычно именно мне приходится отдуваться за всех. Ну, мне пора. Ужин в офицерском клубе?

– Спасибо, с удовольствием. – Горнт посмотрел, как Паллидар безукоризненным пируэтом развернул лошадь и поскакал галопом, присоединившись к другим армейским офицерам, покидавшим ипподром. У края ипподрома он заметил Хоуга, который подъезжал со стороны Поселения, чтобы занять место на круге. Доктор был хорошим наездником и держался в седле с легкостью, неожиданной для такого грузного человека. Решив перехватить его по дороге, Горнт тронул каблуками свою лошадь – каурого жеребца, лучшего в конюшне Броков, пустив его рысью, потом передумал. Он уже достаточно накатался верхом сегодня утром. Они и так скоро все услышат, Хоуг ни за что не сможет удержать новость при себе, как только будет знать что-то наверняка.

Прежде чем покинуть скаковой круг, он помахал Анжелике и крикнул:

– Доброе утро, мэм, ваш вид радует сердце этим студеным утром.

Она подняла глаза, вырванная из мира своих мыслей.

– О! Благодарю вас, мистер Горнт.

Он увидел на ее лице меланхоличное выражение, но Анжелика улыбнулась ему. Успокоенный, он затрусил дальше, не переживая ни о чем: не нужно торопить события. Сначала я должен знать: да или нет? Меня устраивает любой ответ.

Анжелика была довольна, что увиделась с ним, ей нравилось его открытое обожание, элегантность и мужественность. Томительное ожидание, одиночество, строгое соблюдение траура, запертые в груди секреты – напряжение этих дней начинало сказываться; верховая прогулка ранним утром, редкие выходы на набережную, беседы с Варгашем о шелке и шелкопрядах, во время которых она пыталась разогреть в себе энтузиазм, были единственными послаблениями, единственной роскошью, которую она себе позволяла. В этот момент она увидела Хоуга.

Хоуг! Если она продолжит и дальше скакать тем же легким галопом, она поравняется с ним. Перейдя на рысь, она сможет избежать встречи; еще легче было бы просто повернуть и отправиться домой.

– Доброе утро, Monsieur le docteur,[20] как поживаете?

– О, здравствуйте, вы выглядите чудесно.

– Ничего подобного, – ответила она. – Я не в духе. Но все равно спасибо. – Секундное колебание, потом она добавила небрежным тоном: – Женщина никогда не чувствует себя хорошо в это время месяца.

Пораженный, он дернул поводья, и его кобыла вскинулась, заржала и затрясла головой, испугав лошадь Анжелики. Через несколько секунд обе снова были в полном подчинении всадников.

– Извините, – мрачно буркнул он, – я… я ожидал обратного. – Неожиданность известия и ее невозмутимость так встревожили его, что он чуть было не спросил: «Вы уверены?» Должно быть, я старею, подумал он в раздражении на самого себя за то, что не заметил очевидного – очевидного теперь, когда он взглянул на нее во второй раз. – Ну что же, по крайней мере вы знаете.

– Я ужасно разочарована, из-за Малкольма, но, знаете, это как будто перестало… перестало мучить меня, я больше не чувствую себя нанизанной на вертел. Конечно, я выплакала все глаза, но теперь… – Ее бесхитростная откровенность вызвали в нем желание протянуть руку и успокоить ее.

– Принимая во внимание все остальное, это понятно, Анжелика. Так лучше. Я уже говорил вам, покуда вы способны плакать, никакие горести не причинят вам вреда. Могу я спросить, когда это началось?

На утесе опять заиграл горн.

– Да что же там такое? Я видела, как Сеттри и другие офицеры понеслись туда сломя голову.

– Горн просто вызывает офицеров назад, вещь вполне обычная, можете не беспокоиться. – Хоуг оглянулся, чтобы убедиться, что их никто не слышит. – Спасибо, что сказали мне, – он нервно засмеялся, – пусть и несколько неожиданно. Мы можем поговорить, пока длится ваша прогулка?

– Разумеется, – ответила Анжелика, очень хорошо представляя себе, почему она все ему рассказала. Эта встреча с Горнтом сегодня и удачное появление доктора. И еще потому, что она хотела наконец-то начать сражение. – Это началось в воскресенье.

– Я не знаю, что сказать: повезло вам или нет.

– Ни то и ни другое, – ответила она. – Это была воля Божья, и я принимаю ее. Мне очень жаль Малкольма, не себя. Для меня это воля Божья. Что вы теперь предпримите, сообщите ей?

– Да, но сначала я передам вам письмо.

Теперь настала ее очередь изумленно посмотреть на него.

– Все это время вы хранили у себя письмо и не отдавали его мне?

– Она попросила меня вручить его вам, если окажется, что вы не ждете ребенка от Малкольма.

– О. – Она задумалась над этим, чувствуя легкую дурноту. – А если бы я ждала его ребенка, что тогда?

– Ну, это теперь вопрос гипотетический, не так ли? – мягко произнес он, встревоженный ее внезапной бледностью. Эта юная леди еще не выбралась из глухой чащи, ей еще далеко до края леса.

– Я хочу знать.

– Меня попросили передать вам это письмо, если ваши месячные начнутся, Анжелика. Вы хотите вернуться прямо сейчас? Я принесу его вам в комнату.